— Спокойна ли дорога из Афин в Тиринф?
— Благодарю, — гость поправил хламиду цвета морской волны. По краю плаща бежал пурпурный орнамент, словно вода окрасилась кровью. — Мой путь был благополучен. Меня пугали разбойниками и дикими менадами…
Улыбка тронула его губы.
— …но, хвала Аполлону, покровителю путников, мне встретились лишь добрые люди. Беда не ждала меня в дороге. Беду я оставил за спиной…
— В Афинах?
— Нет, в Орхомене…
Амфитрион вздрогнул. Воображение мигом сплело единую цепь: разбойники на дороге — пираты на море — юнец, захваченный папашей Тритона — юноша, стоящий перед дедушкой… Обмирая от дурного предчувствия, мальчик всмотрелся в гостя. На вид — лет пятнадцати; черты лица тонкие, изящные. Вьются кудри, схваченные на лбу ремешком. Красавчик! Тритон говорил насчет «жирного»… Нет, это он про дитя с рожками. Амфитрион вглядывался и так, и эдак. Забыв об осторожности, он высунулся из-за колонны больше, чем следовало. Свет факела упал на него — и терет Филандр, отец Гия, шутливо погрозил «лазутчику» пальцем. Мальчик быстро подался назад, в спасительную тень. Дядя Филандр его не выдал. Но что, если гость и есть Косматый? Никто не знает, а он уже здесь!
Явился мстить за своих менад…
На расписном фризе, украшавшем стену за гостем, ярился могучий бык. Голубой фон напоминал о море, где так легко утонуть. Бык пучил глаза, вытягивал хвост струной; над быком, держась за кривой рог, летел человек — бычий плясун с Крита. Ликовал он, чуя удачный прыжок, или готовился к смерти — запечатленный миг спрашивал зрителя, но ответа не давал. «Я сейчас тоже, — думал мальчик, — в полете над рогами. И дедушка. И все в мегароне. Если, конечно, юноша — Косматый…»
— Я хочу знать про беду в Орхомене, — сказал Персей. — Но сперва промочи горло. Беда обождет.
Гостю поднесли вина. Он плеснул в сторону очага — Зевсу-Гостеприимцу — отпил глоток-другой. Амфитрион, дрожа, следил за юношей. Зачем ему дали вина? Не понимают, как это опасно?! Тритон говорил, у того, на ладье, губы были пухлые. А у этого? Косматый — известный хитрец. Вот сейчас дворец как зарастет плющом и виноградом! Львы с пантерами как выскочат… За борт, конечно, никто не бросится — море на фризе, и только. Кинутся прочь из мегарона? Амфитрион попытался представить дедушку Персея с бабушкой Андромедой, бегущих в панике; хромого отца…
Нет, не смог.
По знаку Персея раб принес стул и еще подушек — для удобства. Гость сел, сцепил пальцы на колене. Его никто не торопил: все ждали.
— В Орхомене я застал траур, — откашлявшись, юноша продолжил: — Траур по моим двоюродным сестрам, дочерям басилея Миния. Траур по внуку басилея, сыну Левкиппы, младшей из сестер.
— Болезнь? Мор?
— У этого мора есть имя. Дочери Миния отказались добровольно славить…
— Здесь мы зовем его Косматым, — перебил Персей.
— Славить Косматого. И он отомстил.
— Как это случилось?
— Орхомен принял Косматого. Устроили шествие в честь нового бога. Думали умилостивить… Косматый потребовал, чтобы шествие возглавили дочери моего дяди Миния. Они отказались. Не захотели срамиться перед орхоменцами. Ну, он и…
— Что — он?!
Пламя факелов вздрогнуло, по стенам метнулись тени. Закопченная кровля словно просела, нависла над головами. В воздухе поплыл кислый запах меди — дух крови и оружия.
— Косматый свел их с ума. Левкиппа сына на части разорвала. Они ели мясо ребенка! А потом убежали в лес…
— Женщин нашли?
— Нет. Одни говорят, их Гермий превратил в птиц. Другие — что не Гермий, а сам Косматый. И не в птиц, а в летучих мышей. Многие верят.
— Многие, но не ты?
— Я не верю.
— Ты прав. Косматый не в силах никого превратить.
Гость вскинул голову:
— Охотник в Орхомене тоже так сказал. Он видел дочерей басилея. По его словам, нагие женщины висели на дереве вниз головами. Были уверены, что они — летучие мыши. Охотник отвел меня в то место, где они попытались взлететь. Там обрыв, очень высоко. Внизу… Не знаю, они или нет. Звери успели обглодать тела. Уже не разберешь…
— Печальная история, — Персей поднялся с троноса. — Мы вместе с тобой скорбим о дочерях благородного Миния. В жертву их теням я принесу быка. Ты же разделишь с нами трапезу. Но сперва…
Миг, когда дедушка оказался рядом, Амфитрион проморгал. За все время разговора Персей ни разу не посмотрел туда, где прятался его внук. Он и сейчас не смотрел на мальчика. Но можно было не сомневаться, кому предназначались слова тиринфского басилея:
— …сперва я выставлю отсюда одного малолетнего мерзавца. У кого-то слишком длинные уши, как у осла. И кто-то не поедет ни в какой Аргос, оставшись дома.
Я спасен, понял Амфитрион. Сейчас дедушка выгонит меня прочь. Косматый наполнит мегарон безумием, а я, Амфитрион Счастливый, уцелею, потому что буду снаружи. Отчаянно свело живот. Так бывало перед прыжком в море с высокой скалы. Нет, мы не побежим. Мы будем драться вместе с дедушкой. Плечом к плечу…
— Это он! — завопил мальчик, выскакивая из-за колонны. — Косматый!
Собравшиеся начали озираться в смятении.
— Дедушка, убей его! Скорее!
Люди замерли статуями. Мигнули факелы. На Амфитриона обрушился хохот. Смеялись все. Даже у бабушки Андромеды дрогнули углы рта. Не смеялись двое: Персей — и юноша в хламиде цвета морской волны.
— Радуйся, Амфитрион. Перед тобой, — дедушка указал на гостя, — Кефал, сын Деионея, басилея Фокиды. Он прибыл к нам из Афин. Там произошел свадебный сговор между ним и дочерью афинского правителя. Я обещал проводить Кефала в Аргос.
— Радуйся, Кефал, — выдавил мальчик, пунцовый от стыда. — Прости меня…
Кефал шагнул навстречу:
— Ты… ты видел Косматого?! Я что, действительно похож?
— Не видел, — признался честный Амфитрион. — Мне рассказывали…
И, ни на кого не глядя, поплелся к выходу из мегарона. На плечо, останавливая, легла жесткая ладонь деда. Против ожидания, Персей не стал сжимать бронзовые пальцы — всего лишь развернул внука лицом к себе.
— Ты поступил верно, — кивнул басилей. — Когда спасаешь кого-то — спасай. И не думай, как при этом выглядишь. Все, иди.
— А Аргос? Ты возьмешь меня в Аргос?!
— Я подумаю.
Амфитрион не знал, что сегодня впервые увидел человека, чья жизнь прошьет его собственную, как игла с ниткой прошивает ткань. Человека, которому он однажды подарит остров. Будущее скрыто от смертных. И хорошо, что скрыто — явленное, будущее сводит с ума вернее целой армии Косматых. Завтрашний день — не разменная медяшка в игре.
Навстречу мальчику, покидающему зал, рабы несли трапезные ложа.
4
Бац!
Злобный Тифон разлетелся в куски. На его место уже спешил циклоп, растопырив толстые ручищи. Бац! — циклопа постигла та же скорбная участь. Голова бедняги улетела к портику. Павшего сменил гривастый лев, и погиб смертью храбрых. Троица черных гигантов, Бриарей Крушитель — все они без колебаний выходили на поле брани и гибли под разящими перунами.
Мальчишки визжали от восторга. Настал день ликования — юные герои легко, ни капельки не жалея, расставались с глиняными свистульками. Одна, две, пять — кто сколько имел. Свистульки выстраивались на колоде для рубки мяса, чтобы превратиться в крошево. Стражники дергали себя за бороды. Рабы, вынося из мегарона грязную посуду, спотыкались на ровном месте. Единого взгляда на великую битву хватало, чтобы ноги заплелись. А красавец Кефал, знатный гость, убийца чудовищ и разоритель детворы…
Кефал лишь улыбался да покручивал пращой.
Он бил с пятидесяти шагов. Не возникало сомнений, что при желании Кефал шутя увеличит это расстояние вдвое. У ног гостя стояла опустевшая на треть сумка с ядрами. Кто-то из стражников сбегал в кладовую и принес еще одну сумку. Все хотели, чтобы праздник длился вечно. Прекрасный, как бог, Кефал приковывал взоры. Его меткость казалась сверхъественной. Выпусти на него великана в доспехе, вооруженного двойной критской секирой — Кефал прищурится, взмахнет пращой, и лоб великана треснет.
Болтали, что родосцы, лучшие пращники Ойкумены, заприметив стаю уток, договаривались — кто какую бьет. Кефал не оставил бы родосцам и шанса. Ему было все равно, что метать — ядра из обожженной глины, «желуди» из свинца, камни-гладыши… К зрителям присоединились Тритон с папашей. Рядом с кормчим стоял Сфенел Персеид, младший дядя Амфитриона. Он был на пару лет моложе Кефала, и зависть, коверкавшая черты Сфенела, подогрела азарт гостя. Из гинекея вышли женщины — Лисидика, Анаксо с дочерью на руках. От огня женских глаз кровь в жилах Кефала и вовсе вскипела. Юноша бил, не глядя, жмурясь, как сытая пантера. Еще недавно Амфитрион готов был счесть его Косматым, коварно втершимся в доверие. Сейчас мальчик видел в госте Аполлона Стреловержца, ради шутки сменившего лук на пращу.
